Глава 18

Скачать для чтения можно здесь

Майор Рихтер одёрнул полы кителя, легонько стукнул костяшками пальцев по светлому шпону двери и тут же открыл её:

– Добрый день, госпожа директор.

– Здравствуй, Карл. Заходи.

Почему-то он так и не научился обращаться к ней в офисе по имени. По крайней мере, публично. По телефону или при закрытых дверях – запросто. А вот под посторонними взглядами... Или всё дело в форме, которая сама собой расправляет плечи, выпрямляет осанку и исподволь будит уставные навыки?

– Закрой дверь и присаживайся. Времени у нас немного, поэтому давай очень коротко. Есть что-нибудь, о чём я ещё не знаю?

Он пожал плечами.

– Ничего нового со времён последнего доклада. Мы расширили зону информационного анализа до максимума, но у нас по-прежнему нет ни одного сообщения об упавшем самолёте, найденных обломках, свидетелях происшествия.

– Как в воду...

– Именно так, Анна.

– То есть вся наша надежда сейчас на расследование взлома «НАПС»?

– Совершенно верно. Честно говоря, я очень расстроюсь, если выясниться, что его не было. Тогда придётся звать ясновидящих, колдунов и прочих экстрасенсов.

– Мда, неприятная ситуация. Атака на защищённую сеть, создающая потенциальную угрозу всему воздушному сообщению в масштабе планеты, оказывается более приемлемым вариантом, чем подтверждение её абсолютной устойчивости.

– Увы.

– Ты понимаешь, что само упоминание о потенциальной возможности такого взлома создаёт угрозу колоссальных масштабов? Уверен, что мы сможем предотвратить утечку?

– Отвечая на первый вопрос – естественно. Понимаю. По поводу второго. Мы приняли все меры предосторожности, по крайней мере, в Стокгольме. По счастью, почти все, кто услышал эту новость, были военнослужащими. Все гражданские специалисты, привлечённые к работе, также дают перед началом строгую подписку о неразглашении. Как будут обстоять дела в Америке, я не знаю. В «НАПС» наверняка будут держать язык за зубами, а «Диджитарх Секьюрити» профессионально работает на рынке защиты корпоративных данных. Так что лишний трёп тоже не в их интересах. Но всё равно опыт подсказывает мне, что через полгода, максимум – год, но информация просочится. Поэтому развёрнутый ответ на второй вопрос такой: в краткосрочной перспективе – да, потом утечка неизбежна.

Анна-София Нойманн утвердительно кивнула головой.

– Я тоже так думаю. Будем надеяться, что к тому времени, когда информация всплывёт, «НАПС» успеет залатать дыру и поднять общий уровень защиты.

– Думаешь, они что-то прошляпили и хакеру просто повезло? Всё-таки это первый случай на моей памяти, когда их вскрывают.

– Если только это не атака изнутри компании.

– Даже так? Что-то на это намекает?

– Абсолютно ничего. Но учитывая возможный масштаб акции, и если это был спланированный угон... Я бы не удивилась.

– Я тоже, тем более что предполагать худшее – наша работа. Послушай, Анна, есть хоть что-нибудь по пассажирам? Связи, пересечения с кем-то из членов экипажа, сотрудниками энергокомпании, ниточки, за которые можно уцепиться?

Теперь уже директор Нойманн пожала плечами.

– Пока ничего. Специалисты просеивают сведения, привлекли для анализа большие данные. Очень много информационного мусора. Кое-кто из пассажиров уже летал этой авиакомпанией, есть какие-то мелкие совпадения, но ничего стоящего. Ни системы, ни чёткого узла, в который бы сходились нити.

– Предыдущие места работы? Секретные допуски, передовые исследования? Интересы корпоративного шпионажа?

– Увы. У нескольких пассажиров есть военное прошлое,  один даже проходил спецподготовку, но это настолько давняя история, что вряд ли имеет отношение к делу.

– Тогда что? Анна? Что мы упускаем? Может, это акция устрашения? Есть сведения о радикалах? Кто-нибудь хвастался? Хотя бы частным порядком?

Анна покачала головой.

– Нет, Карл. Я полагаю, что всему этому пока есть только одно объяснение. Мы просто не видим всей картины. Лети в Штаты. Машина тебя ждёт. Установи контакт с ФБР, съезди в «НАПС», посмотри на месте, как продвигаются дела. Постарайся найти это чёртово недостающее звено или звенья. Всё что угодно, если это нам поможет. Иди, Карл. Удачи.

***

Когда Сандрин издала победный клич, Дэйв за соседним столом аж подпрыгнул. «Попался, гадёныш!». Сомнений не оставалось – кусок кода был вставным, добавленным извне.

Они просидели в отдельной комнате несколько часов, препарируя записи о работе системы в злополучную ночь. Норман Уолберг распорядился открыть ей все спецификации, а Дэйв Маркович сел рядом и терпеливо отвечал на вопросы. В результате дела быстро пошли вперёд. Парни знали архитектуру системы, она – как её сломать. И где искать следы взломщика. Вернее, где она оставила бы следы, будь взлом её рук делом. Несколько вариантов привели в тупик. Проверка и многократное тестирование это подтвердили. Но со временем они всё-таки нашли тот кусок, видение которого поразило внутреннее зрение Сандрин, те самые лишние фигурные скобки, скрывающие в себе несколько функций, добавляющих постороннюю константу к вычислениям. Сама же постоянная оказалась достаточно хитро запрятана и определялась в программе неявным образом. Человек, создавший такое, был явно не глуп.

С этого момента всё стало крайне серьёзно. Когда в самом начале, сразу после входа в офисное здание «НАПС» ей пришлось подписывать очень серьёзный многостраничный документ о неразглашении, в этом не было ничего необычного. Доступ к технологиям, программному коду, архитектуре и алгоритмам  – обычное дело, бла-бла-бла. В бизнесе защиты информации такие бумаги – неизбежная часть повседневной рабочей рутины. Но после того как был обнаружен, протестирован и подтверждён факт взлома, дело приняло оборот, достойный остросюжетного триллера.

Технический директор Уолберг вышел к стене на середине большой рабочей комнаты. Свет, проникавший с улицы через высокие окна напротив, освещал его сосредоточенное, даже мрачное лицо. Он сейчас совсем не походил на учителя или дантиста. Теперь в нём гораздо больше было от военного, переодевшегося в штатское.

– Коллеги, прошу минуту внимания, – произнёс он громко и отчётливо. Все вокруг затихли, ребята с дальних рабочих мест поднялись на ноги и переглядывались с остальными.

– У нас подтверждённый взлом системы.

По рабочему залу пронёсся шелест. Кто-то вздохнул, кто-то пробормотал что-то неразборчивое, но явно нецензурное.

– Это значит, что с этого момента мы больше не ищем сбой. Благодаря нашим партнёрам из «Диджитарх Секьюрити» и лично мисс Чанг, – он широким жестом указал на Сандрин, стоявшую по правую руку, отчего все глаза обратились к ней, и она почувствовала себя отчаянно неловко: – Мы теперь точно знаем, что наша система сбоев не даёт. Это новость хорошая. Оборотная сторона состоит в том, что нашу систему можно взломать. Мы приложили немало усилий и очень надеялись, что такое никогда не случиться. Однако реальность вносит свои коррективы. В этой новой реальности нам предстоит с этой минуты жить и работать. Новые задачи таковы. Нужно проследить историю этого конкретного взлома. Определить момент начала, какие именно данные были модифицированы, и как это повлияло на отклонение рейса NP412 от предназначенного маршрута. Это задача первостепенной важности, поскольку в результате взлома потерялась не беспилотная атмосферная платформа, а пассажирский самолёт с десятками человек на борту...

Отворилась дверь, в рабочий зал заглянул охранник. Сделал Норману знак, тот в ответ кивнул. В комнату вошли двое, прошествовали вдоль стены и заняли позицию слева от Уолберга. Мужчина и женщина в деловых костюмах – ему около тридцати, невысокий, подтянутый мулат, она в том неопределённом возрасте, когда внешний вид определяют генетические особенности и качество ухода за собой. Возможно, что ей было тридцать три года. А, может и сорок один. Уверенным можно было быть только насчёт следов коренных американцев в богатом интернациональном наследии её предков. В фигурах обоих – и мужчины и женщины – чувствовался какой-то оптический изъян, хотя возможно виной тому была лишь иллюзия из-за лучей света, бьющих из окна напротив и угла зрения, под которым Сандрин на них смотрела.

Технический директор коротко кивнул вошедшим и продолжил.

– Итогом исследования должна стать полная реконструкция полёта с учётом модифицирования данных взломщиком, погодных условий, данных о скорости, передававшихся с борта самолёта. Короче, подробная симуляция с определением конечной точки. Эти координаты мы должны срочно передать в распоряжение поискового штаба. Напоминаю, что со времени инцидента прошло уже почти двое суток, а люди на борту самолёта могут нуждаться в экстренной помощи. Помните, что на кону. Дэйв, ты будешь старшим в этой группе, – Маркович молча кивнул в ответ. – Я возглавлю вторую команду, которая займётся исследованием уязвимости, через которую проник хакер. Мисс Чанг, вы не откажете нам в помощи? Ваш опыт был бы очень кстати.

Сандрин замялась, Уолберг моментально сообразил, в чём дело.

– Я договорился с вашим руководством о ваших услугах в качестве консультанта.

Она облегчённо кивнула – конечно.

– Прекрасно. Тогда через двадцать минут мы назовём имена людей, которые будут работать в этих двух командах. Все остальные занимаются текущей работой. У нас тысячи объектов по всему миру и ни один из них не должен ощутить перебоя в обслуживании. Нужно, чтобы всё было чётко и предельно надёжно. Ради этого я прошу вас приложить максимум усилий и, возможно, пожертвовать некоторыми своими личными планами. Пожалуйста, свяжитесь со своими близкими и членами семей. Предупредите, что мы несколько дней будем работать в режиме жёсткого кранча, фактически – на казарменном положении. Если у кого есть особые обстоятельства, прошу через двадцать минут ко мне в кабинет. Я думаю, что мы сможем найти взаимоприемлемое решение для каждого случая.

Норман ещё раз глянул на двух незнакомцев слева от себя.

– И в заключение. До последнего момента эти господа терпеливо ожидали в холле, подтвердится или нет атака на нашу систему. Если бы это был просто сбой, дело осталось бы внутри компании и стало предметом только нашей головной боли. Однако мы столкнулись с актом враждебных действий. Он может оказаться частью чего-то большего. Или не оказаться. Но в результате под угрозой оказались жизни десятков людей и безопасность воздушного сообщения в масштабах планеты. Поэтому к нашей работе подключилось ФБР. Это специальные агенты Мартинес и Маршалл.

Женщина и мужчина по очереди кивнули.

– Они займутся сбором информации и изучением обстоятельств произошедшего. В рамках расследования им предстоит побеседовать со всеми вами. Об очерёдности мы вам сообщим. От себя лично прошу вас отвечать на вопросы максимально подробно и честно. Чем более полную картину агенты смогут для себя составить, тем меньше поводов у них будет снова отвлекать вас от работы. Хотите что-нибудь добавить?

Мужчина покачал головой, женщина коротко посмотрела на него, а потом кивнула Уолбергу. Сделала полшага вперёд, машинальным движением расстегнув пуговицу на жакете. Повернулась из стороны в сторону, осматривая всех, и Сандрин отчётливо увидела, как за распахнувшейся полой блеснула вороненая сталь на рукояти пистолета. Так вот значит, что искажало её фигуру. Голос у агента Мартинес был низким и хрипловатым.

– Хочу пояснить. Наша цель – разобраться в обстоятельствах. Мы не ищем среди вас козлов отпущения. Пожалуйста, проявите к нам максимум лояльности, и мы продолжим поиски в другом месте. Хорошо? Помните – мы с вами на одной стороне.

Она ещё раз обвела всех глазами и вернулась к стене.

– Ну, вот и прекрасно, – подытожил Норман: – Вопросы?

Тишина в ответ.

– Тогда у всех есть пятнадцать минут на кофе. После этого мы разойдёмся по группам и возьмёмся за работу. Дэйв, мисс Чанг, агенты. Будьте добры, пройдёмте в мой кабинет, обсудим задачи и детали.

***

Как ни странно, но у Татарина всё получилось. Уже к полудню понедельника он со своими помощниками притащил тот самый автобус. Рассказал на ухо Смирнову, как всё прошло. Тот послушал, покивал головой, потом похлопал Рустама по плечу – молодец. Подробностями делиться ни тот ни другой не стали, да это было и не важно. Татарин сразу полез приводить машину в порядок, Андрею же и своих забот хватало.

Сергей Новиков уехал с раннего утра – «пообщаться», как он выразился. На самом же деле он, конечно, планировал разнюхать всё, связанное с Екатериновкой. Полагаться в этом случае только на один источник информации было нельзя, но и бегать дурачком по ярмарке, расспрашивая каждого встречного–поперечного – тоже неразумно. Щупать почву надо исподволь, как бы совсем не интересуясь, желательно после третьей–четвёртой рюмки. Так что работа для Серёги и его печени предстояла большая.

Жизнь в импровизированном лагере постепенно начинала обретать некий смысл и порядок. Справедливо полагая, что нет ничего хуже в большом вынужденном коллективе, чем скука и избыток свободного времени, импровизированный совет в лице пастора Мейера, Коби Трентон, Лукаса Кауфмана и подходящих по ситуации представителей местных жителей принялся привлекать здоровых пассажиров к внутренним работам. А их хватало с избытком. Это только кажется, что организовать временное пребывание людей – дело нехитрое. Человек – это вам не корова. Да и корова не так проста. Её недостаточно просто загнать за ограду. Не забудьте кормить, доить и поить это милейшее животное, а также убирать навоз, иначе при следующей попытке войти на огороженную территорию рискуете словить копыто в лоб или рога под рёбра. С людьми же всё намного, намного сложнее.

Во-первых, нужно обозначать какие-то смыслы. Во-вторых, называть конкретные сроки. В-третьих, надо объяснять смыслы, обосновывать сроки и делать всё прочее, что внушает человеку иллюзию, будто он контролирует или хотя бы просто понимает происходящее с ним. Вот, к примеру. Нельзя просто объявить в аэропорту, что вылет (или прилёт) рейса такого-то задерживается, не сообщив больше ничего, иначе уже через десять минут по территории будет метаться плохо управляемая толпа разной степени раздражённости. При этом она будет мешать всем, кто попадётся по дороге: администраторам, другим пассажирам и встречающим, любым людям в форме, начиная от сотрудников безопасности и заканчивая уборщиками. Если же сказать, что рейс задерживается на полтора часа по причине тумана, встречного ветра, пролёта стаи перелётных птиц – да по любому другому правдоподобному поводу – и всё, никаких проблем. Пассажиры (встречающие, провожающие) покачают головой и уткнутся в свои смартфоны, планшеты, книги, игровые приставки, газеты,  стаканы с кофе, тарелки и прочее. Их жизнь на эти полтора часа имеет смысл, временной промежуток определён, всё под контролем, жизнь прекрасна.

В сложившихся для пассажиров рейса NP412 обстоятельствах правдоподобные объяснения приобретали первостепенное значение.  Поскольку, как справедливо заметил Смирнов, экспертов по современной России среди них не водилось, необходимо было для начала объяснить текущее положение. Кто они – спасённые жертвы кораблекрушения? Заложники? Кто их спасители?

С последним пунктом было проще. Доброжелательное отношение, помощь и забота говорили сам за себя. Но поскольку человек, в отличие от коровы, нуждается не только в ласке, пришлось пастору объяснять им общую картину мира, в котором они оказались. Наполнять её смыслами.

Выступать перед всей толпой Смирнов отказался сразу.

«Не люблю говорить со всеми. Давайте придерживаться сложившейся схемы. Вы представляете интересы пассажиров и членов экипажа, я и мои помощники – местных. Мы объясняем вам – вы пересказываете своим людям. Вам задают вопросы – вы передаёте их нам. То, о чём договорились мы, становится правилом для всех».

Само собой получилось, что роль рупора пришлось взять на себя Клаусу. Опыт чтения проповедей оказался как нельзя кстати, но и нагрузка оказалась немалой. Уже к середине дня понедельника пастор ощутимо охрип. И это притом, что вся общая информация сообщалась для всех одновременно. Просто вопросов было настолько много, что с утра воскресенья до полудня понедельника таких собраний пришлось провести штук пять. Из-за этого происходящее с пассажирами начинало напоминать то ли вялый митинг, то ли затянувшуюся забастовку.

Но главное оказалось достигнутым. Люди более-менее разобрались в том, что происходит, получили словесное подтверждение инстинктивному ощущению, что их спасители – люди неплохие и в целом желают им добра. Можно было перестать оглядываться и инстинктивно пытаться сойти с дощатого тротуара, если навстречу попадались мужчина или женщина с оружием. Особенно показательной была ситуация с ранеными. Нужно было быть полным идиотом, чтобы не заметить, сколько времени, и с каким старанием работали медики. Тем более что Хелен Шэннон, медсестра из числа пассажиров, могла наблюдать ситуацию изнутри и рассказать остальным обо всём увиденном.

Пастор для себя решил исходить из того, что правда – лучшая политика, поэтому откровенно рассказал, почему первым этапом состоится именно перевозка раненых и из-за чего это требует времени на подготовку. Он, правда, не стал углубляться в живописание рода занятий их спасителей. Помимо этого,  единственной его импровизацией стал ответ на вопрос, сколько времени всем остальным придётся ждать передачи в руки официальных властей. Клаус сказал просто – неделя. Потом, конечно, пошёл и отловил Смирнова, спросил его – похож ли такой срок на реальность. Тот задумался, почесал нос, но в итоге кивнул: «Вполне возможно. Если не случиться ничего непредвиденного. Пусть будет неделя». На том и порешили – неделя, так неделя. Срок обозначен. Текущая обстановка более-менее понятна. Осталось добавить к этому смыслов.

За ними не заржавело. Работа нашлась для всех. Дежурить в «больнице», ухаживая за ранеными. Сдавать кровь. Помогать на кухне. Мыть, стирать, приводить в порядок свою одежду, подгонять ту, которой смогли поделиться – или специально закупить – местные. Каждому надо было подготовить два-три комплекта нижнего белья и один-два набора одежды, пригодной для здешних условий. И если у некоторых, как у того самого сноубордиста Эда, лохматого обладателя серьги в форме черепа, их собственный спортивный стиль оказался вполне подходящим, то многим другим пришлось переодеваться полностью. Стюардессам в первую очередь. Из полезного у них оказались только трикотажные безрукавки. Ну и отчасти блузки. Юбки же и туфли на каблуках очень плохо стыковались с тайгой. Кое-что пригодное по размеру удалось найти. Остальное нуждалось в подгонке и перешивании. В результате некоторым пассажирам, особенно тем, что помоложе, явилось сущее откровение в лице двух швейных машинок. На них местные женщины, а также одна пожилая и ни на минуту не теряющая присутствия духа жительница Магдебурга принялись ушивать, подгонять, застрачивать лишнее, превращая разномастное нечто в необходимые предметы туалета. С обувью было проще. В одном из хранилищ странного поселения содержался приличный запас из пёстрой смеси армейских и рабочих ботинок, а также обильные залежи безразмерных толстых носков. Невероятно, но нашлось даже десятка полтора настоящих советских кирзовых сапог – с укороченным голенищем, ушками сверху для облегчения надевания, ремнями и пряжками сбоку. Некоторые пассажиры при их виде немедленно отказались от ботинок, напялили на ноги эту экзотику и потом долго обсуждали и делились впечатлениями.

Помимо вопросов одежды и обуви нужно было устанавливать дополнительные туалеты, переделывать, а точнее – строить заново нормальные душевые. А ещё приводить в порядок жилые домики, переставлять койки, отскребать их при необходимости от ржавчины, выколачивать пыль из старых матрасов, подушек или на ходу изобретать им замену. Оказалось, что если грамотно упаковать в чехол из брезента пару листов строительного утеплителя, из этого может получиться неплохой мат. Кроме того, были два домика стоящих на отшибе, такие же, как и большинство в поселении, но в одичалом состоянии. К ним нужно было проложить удивительную местную конструкцию – деревянные тротуары, открыть, поправить покосившиеся двери, вымести грязь, покрасить в совсем уж запущенных местах, прочистить и проверить печи – настоящие, дровяные отопительные печи. Отмыть, поправить или вставить стёкла в окна. Тщательно залатать, законопатить все щели, ведущие снаружи внутрь дома, ибо нет злейшего врага в тайге, чем комары и нет худшего ада ночью, чем комната, в которую они смогли пробраться.

Короче, дело нашлось для всех. Причём хлопот оказалось так много, что некоторые из пассажиров довольно быстро выбились из сил, а кое-кто даже пополнил ряды пациентов, заехав молотком по пальцу или засадив занозу, а то и просто порезавшись при попытке почистить картошку. К счастью, особого напряжения это не вызвало, большинство пусть и воспринимало происходящее с беспокойством, но всё-таки начинало испытывать долю любопытства, как при неожиданном и уже неопасном приключении. Общее умонастроение успокоилось, люди начинали всё активнее общаться с местными посредством жестов, Лукас уже пытался не только слушать, но и связывать известные ему русские слова в понятные предложения. Говорить. Получалось пока не очень, но даже это очень облегчило пастору Мейеру жизнь. У Клауса теперь выпадали иногда целых десять минут подряд, когда никто не теребил его за рукав и не требовал немедленного присутствия сразу в нескольких местах одновременно.

Артамонов с Валентиной Дмитриевной после отдыха всё время проводили, помогая Марине наблюдать за пациентами. Почти все чувствовали себя неплохо, но наметилась пара проблем. Пока ещё не осложнений, но достаточно тревожных симптомов. У женщин с самыми серьёзными травмами начала подниматься температура. Рваная рана на бедре одной из них стала сильно гноиться. Приходилось каждые два часа менять повязки, чистить и дезинфицировать. Вторая пациентка, с обширной травмой плеча, очень страдала. Виктор Анатольевич во время долгой и трудной операции собрал ей воедино сломанную в двух местах ключицу, зафиксировал треснувшие два верхних ребра, вправил, насколько возможно, плечевой сустав, заштопал повреждённый связки и мышцы. Делать что-то ещё без детального рентгена было просто невозможно. Но помимо очевидных повреждений злосчастное бревно нанесло женщине обширные ушибы мягких тканей. Теперь там красовались болезненные синяки, отёки, а в некоторых местах травмы оказались настолько сильными, что могли привести к некрозу. Со всеми вытекающими из этого рисками. И ещё всё это болело. Очень сильно и мучительно. Будь они в хорошей клинике, Артамонов, не колеблясь ни минуты, ввёл бы пациентку в постоянный медикаментозный сон. Однако в имевшихся условиях этот вариант не годился. Приходилось действовать обычными методами военно-полевой хирургии – колоть по расписанию анестетики, снимающие на время часть боли, перемежая их антибиотиками и витаминами для поддержания жизненных сил. И слушать стоны  и плач страдающего человека.

Мэнди Уэстфилд впала в неизбежную депрессию. Как ни убедительна была презентация Лукаса, продемонстрировавшего свой протез, она всего лишь удержала её от полного и беспросветного отчаяния. От глубокой же печали, вызванной безвозвратной потерей части собственного тела не могли спасти никакие разумные, рациональные соображения. Для того чтобы свыкнутся с тем, что куска тебя нет и больше никогда не будет, нужно нечто большее, чем логика и позитивное мышление. Для этого требуется время. Привыкание к неизбежности, примирение с фактом. Ну, и несколько стаканов слёз, разумеется. Поэтому Мэнди лежала на кровати в маленькой комнате, плакала, страдала от ноющей боли, ощущения натянутой на культю кожи и мучительного зуда между отсутствующими пальцами. Ребята из экипажа установили для себя расписание, и каждый час кто-нибудь забегал к ней, узнавал, как дела, не нужно ли чего или просто сидел несколько минут рядом, рассказывая о какой-нибудь ерунде, поглаживая по волосам и вытирая дорожки слёз, засохшие на её щеках.

Так прошёл понедельник – бесконечно долгий, насыщенный до предела, очень хлопотный, эмоциональный и в то же время промелькнувший, как одно мгновение. А совсем уже поздним вечером, когда сумерки уже завязли в выползающих из-за деревьев тенях и на озеро рядом с лагерем опустился тишайший штиль, такой, что вода стояла ровным неподвижным тонированным стеклом, вернулся Сергей Новиков. Красноглазый, попыхивающий перегаром. Но крайне довольный.

***

Два дня прошли впустую. Хотя, если быть точным, то полтора. Или даже меньше. К работе они смогли приступить только во второй половине воскресенья. После того самого «торжественного обеда». Хороший получился обед, можно сказать – «прошёл в тёплой, дружественной обстановке». Кузнецов после него выдержал нарочитую паузу. То ли выпил много, то ли победу праздновал над ненавистными вояками. А может, просто говнился, демонстрируя в очередной раз, кто в доме хозяин. Одним словом, только часа в три появился у их блока человек в сопровождении вооружённого охранника и предложил Михайлову следовать за ним. Отвёл подполковника в центр наблюдения. Там народ оказался проще и гораздо симпатичнее. Обычные технари и инженеры. Они выслушали его, покивали, задали уточняющие вопросы. А потом выделили им пару столов в отделе дешифровки изображений, том самом, который изучал результаты «ковровой аэрофотосъёмки», как они выразились. Юмористы... Александр попросил привести своих людей, и они воткнулись в работу. К несчастью быстро выяснилось, что координаты точки перехвата оказались сильно в стороне от зоны, за которой следила «Транснефть». Конечно, для очистки совести нужно было исследовать снимки из ближайших к месту инцидента областей. Всё-таки по сведениям ПВО сбитая цель уходила по сложной траектории, и её могло занести довольно далеко. Но увы, просмотр ничего не дал. Нужно было начинать работу в правильной последовательности – от непосредственного места перехвата, постепенно расширяя зону поиска. Для этого требовалось организовать специальные маршруты для беспилотников, сместить и перенацелить спутники, внести изменения в их программы работы. Две трети этой работы требовали согласования и утверждения со стороны Кузнецова, тот демонстративно не спешил, у большинства специалистов из центра наблюдения был выходной... Короче говоря, по итогам воскресенья они получили нулевой результат. Зеро. Дырку от бублика. Хотя нет. Если исходить из логики, что отсутствие результатов – тоже результат, то можно было сказать, что к концу дня они могли абсолютно точно сказать, в какой именно части леса не происходило ничего, что могло быть связано с интересующим их событием. Оставались сущие мелочи – вся остальная тайга.

Утром в понедельник Кузнецов снизошёл до личного визита. Разговаривать с Михайловым не стал, только кивнул небрежно. Выслушал доклады своих людей и демонстративно нехотя подписал скорректированный план полётов для беспилотников и изменения в программы нацеливания спутников. Даже пообещал подумать о том, можно ли выделить отдельный аппарат для целенаправленного облёта интересующей территории. Ну и совсем неожиданный бонус выпал, когда главный инженер рассказал, что экипажам дежурных вертолётов даны команды отклонятся от обычных маршрутов патрулирования и осматривать по квадратам лес в районе поиска. Видимо, несмотря на всю свою внешнюю крутизну, Кузнецов не планировал саботировать указание руководства о помощи военным.

Уже вечером, когда ужин подходил к концу, он позвал Александра к себе. Поскольку случай был обычным, без торжественности и пафоса, бывший майор Кузнецов сидел не на виду, а в отдельной нише, отгороженной от общего зала косой решёткой из тёмного лакированного дерева, увитой какой-то зеленью, искусственной или настоящей – Александр так и не понял. Знакомая пышногрудая пергидрольная блондинка составляла на поднос грязные тарелки, шеф безопасности «Транснефти» сидел с кружкой пива и дымил сигаретой.

– Присаживайся, подполковник.

Михайлов молча сел.

– Ну, давай, делись новостями.

Александр пожал плечами.

– Нет пока новостей. Ищем.

– Твои-то тебе хоть что-нибудь прислали? Вояки?

– Кое-что есть, – Михайлов лукавил. Штатного спутника в этом регионе не было, передислоцировать же сюда какого-нибудь шпиона из крайне оскудевшей орбитальной военной группировки было делом непростым и небыстрым.

– Ну и?

– Пока ничего.

– Голяк, стало быть. Ну-ну, и почему я не удивлён? А? Как думаешь?

Не дождался ответа, Кузнецов надулся немного и продолжил с оттенком раздражения.

– Потому что вы, вояки – люди примитивные и однообразные. Даже не догадываетесь, что помимо вашей любимой разведки и наблюдения существует такая забава, как оперативная работа с населением. Это когда ты ходишь и расспрашиваешь, кто что видел. Или слышал. По-другому этот метод называется «быть в курсе». Никогда не пробовал такой?

Александр снова пожал плечами.

– Для этого надо на месте ориентироваться. Связи иметь. А мы только прилетели.

– Вот-вот. А я, Юрий Кузнецов, простой и незаметный бывший мент, уже давно здесь обретаюсь. И кое-какими контактами полезными оброс. За что меня руководство ценит и уважает. Вот. Просто так мне разбрасываться своим добром не с руки, а вот в порядке взаимовыгодного сотрудничества – почему бы и нет. Как ты на это смотришь?

– Что делать-то надо?

– Да ничего особенного. До меня тут слухи дошли, что происходит какая-то непонятная движуха. Надо съездить, посмотреть, что творится. Составишь мне компанию? Заодно с людьми пообщаемся, может, по твоему делу узнаем чего. Не против?

– Почему нет? Народу много с собой брать?

– Не надо. Возьми пару-тройку, а остальные пусть картинки изучают. Я тоже человек несколько захвачу. Немного, чтобы не привлекать внимания.

– Хорошо. Когда?

– Завтра. Поближе к обеду. Соберёмся без суеты и съездим. А пока иди, развлекайся по-своему.

Александр ничего не сказал, встал молча и вышел. Хотя сказать хотелось многое. Но пока работа не сделана, этот напыщенный петух ему нужен. К огромному сожалению.